troyn.70

Спор-площадка. Писатель Михаил АНТОНОВ: «Что у профессоров-либералов на уме, у «болотных» на языке»
30 августа 09:00

Дискуссия о том, опорой или препятствием является для нас традиционное общество, размещённая на «Файле-РФ» 11 июля, вызвала большой общественный резонанс.
Крестный ход на Красной площади. Фото ИТАР-ТАСС.

Михаил Антонов.

Напомним: два философа-культуролога – Вадим Межуев и Тамара Гудима – размышляли об условиях, необходимых для того, чтобы Россия оказалась способной ответить на вызовы времени. Свой взгляд на поднятые «Спор-площадкой» проблемы высказывает, полемизируя с профессором Межуевым, один из наших постоянных авторов.

Больше всего удивляет то, что профессиональный философ не считается с элементарными положениями диалектики. В его представлении прогресс – некое прямолинейное движение от менее совершенного общества к более совершенному (каким, естественно, оказывается Запад). В действительности же прогресс – это всегда приобретение в одних сферах жизни и потеря в других, о чём писал ещё Фридрих Энгельс.

«Всякое приобретение есть потеря, и всякая потеря есть приобретение», – любит цитировать английский афоризм историк Андрей Фурсов. Не бывает государств «передовых вообще» и «вообще отсталых». Страна может быть лидером, скажем, в технологическом или военном отношении, но отставать на столетие в системе социального обеспечения (как, например, США) или просто в человечности – из-за того, что целью жизни и главной ценностью оказываются деньги. О том, что это не выдумка, свидетельствуют многие произведения классической литературы стран Западной Европы и США. Тезис о том, будто «только сознание несовершенства собственной страны может побудить к принятию обновленческой стратегии», неубедителен. Страна может достичь успехов в совершенствовании общественных отношений, но она существует не сама по себе, а в окружении других – в мире, где царит закон силы. И чтобы выжить, приходится проводить модернизацию, ликвидировать явное или мнимое технологическое отставание, а с этой целью – давать простор проявлению творческой энергии разных слоёв населения.

Из сказанного вовсе не вытекает необходимость перестройки на основе западных либеральных ценностей. Существуют разные пути успешной модернизации с национальной спецификой. Некоторые страны Азиатско-Тихоокеанского региона их прошли. А Китай перенял советский опыт, мобилизовав централизованную мощь государства для решения ключевых задач. Эту систему некоторые современные авторы (например, Евгений Пашинцев) называют «высшим достижением российской и мировой цивилизации». Вообще-то система эта именуется номенклатурой, однако у нас стесняются такого названия, поскольку она якобы была призвана гарантировать несменяемость власти. Но в Китае сумели совместить номенклатурную систему с чётким порядком сменяемости высшего руководства страны.

Трудно кого-то удивить противопоставлением традиционной цивилизации, где господствует обычай, обществу модерна, для которого характерны научный подход, «господство разума, или ratio, рационализация всех форм жизненного поведения человека». Но это есть общество не разума, а рассудка, «две большие разницы», как разъяснял ещё старик Гегель (и не он один). Да, традиция получает нередко мифологическую или религиозную легитимацию. Но так бывает далеко не всегда. Она может быть основана на самом опыте народной жизни.

У русского народа есть две святыни – равенство (в отличие от Запада, где такой ценностью является свобода) и справедливость. У нас не было ни бога равенства, ни бога справедливости, не было и героя или пророка, который эти вещи для нас открыл и сделал сакральными… И всё же эти две святыни, не освящённые религиозно, народ пронёс через века.

Если же нам и присуща внутренняя религиозность, то в этом отношении мы мало отличаемся от «передовых» стран. Посмотрите на немцев: не только убеждённые протестанты, но и католики и даже атеисты внутренне – дети Мартина Лютера. Их восприятие труда как призвания, служения, страсть экономить, ставшая чуть ли не смыслом жизни, привычка к порядку («орднунгу») и т.п., – всё это следствие воспитания нации в духе Лютера. А англичане? Они порождение философии Кальвина, во многом вернувшегося от Нового Завета к Ветхому.

Но не внутренняя религиозность (во всяком случае, не она одна) выражалась в своеобразной сакрализации русским народом верховной власти. Нет, он, коему веками приходилось жить во враждебном окружении и отражать нападения многочисленных агрессоров (как говорил Менделеев, «жить боевым строем»), на собственном опыте понял необходимость нераздельности власти. Этот принцип возник в результате православной самодержавной революции, свершившейся в правление великого князя Василия II Тёмного. Православие было в тот период лишь выражением идеократии, а самодержавие – формой проявления нераздельности власти. И оба эти принципа в дальнейшем соединились в национальном мессианизме: Россия должна стать мировым лидером, будь она страной с единственно правильной верой (как при Василии II) или с наиболее совершенным общественным устройством (как в СССР), и открыть путь в светлое будущее всему человечеству. Когда перед русским народом стояла глобальная цель, он совершал чудеса в боях и в труде, когда она исчезала – терял опору, погрязал в мелочах, спивался и вымирал. А принцип разделения властей, который Запад постоянно ставит нам в пример, для России, на мой взгляд, не подходит. Это как раз тот случай, когда говорят: «что русскому здорово, то немцу смерть».

Это не означает, конечно, что нам чужда идея свободы. Да, она нужна, но в той мере, в какой допустима для воина в гарнизоне осаждённой крепости. А духовная свобода может быть везде и в любых условиях.

Почему русский народ считал необходимым принцип нераздельности власти, разъяснял Пушкин (если верить Гоголю, написавшему об этом в «Выбранных местах из переписки с друзьями»): «Зачем нужно, – говорил он, – чтобы один из нас стал выше всех и даже выше самого закона? Затем, что закон – дерево; в законе слышит человек что-то жёсткое и небратское. С одним буквальным исполненьем закона не далеко уйдёшь; нарушить же или не исполнить его никто из нас не должен; для этого-то и нужна высшая милость, умягчающая закон, которая может явиться людям только в одной полномощной власти. Государство без полномощного монарха – автомат: много-много, если оно достигнет того, до чего достигнули Соединённые Штаты. А что такое Соединённые Штаты? Мертвечина; человек в них выветрился до того, что и выеденного яйца не стоит. Государство без полномощного монарха то же, что оркестр без капельмейстера: как ни хороши будь все музыканты, но, если нет среди них одного такого, который бы движеньем палочки всему подавал знак, никуды не пойдёт концерт».

Страны модерна долго гордились тем, что основывают своё бытие на рассудке, рациональном, научном типе сознания, но эти времена давно прошли. Несостоятельность рационализма была показана и многими авторитетными мыслителями Запада. А главное, её демонстрируют результаты – нынешний уже не только экологический, но и системный кризис технократической цивилизации. Наука, основанная на рационализме, дала западному обществу небывалое благосостояние и комфорт, но поставила род человеческий на грань самоуничтожения.

Философы как-то прошли мимо глубокого замечания Сергея Булгакова (в «Философии хозяйства»): бытие и логично, и алогично, рационально и иррационально. Положившись на ratio и отбросив иррациональное, идеологи Запада совершили грубейшую ошибку, что раньше философов почувствовали и выразили писатели, художники, поэты. Напомню лишь афоризм миссис Чивли из «Идеального мужа» Оскара Уайльда: «Наука не может совладать с иррациональным. Вот почему в нашем мире у науки нет будущего».

В отличие от философов Запада, русские мыслители считали, что человек может познавать мир и правильно строить свою жизнь лишь на основе единства разума, чувств и воли (это – стержневая идея, начиная с Владимира Одоевского, Алексея Хомякова и Ивана Киреевского).

Спорен и такой тезис: лишь после того, как человек «осознал себя существом, способным самостоятельно принимать решения, полагаться исключительно на свой, а не на чужой разум (разум богов или предков), – можно говорить о наступлении эпохи модерна». Да, теоретически в таком обществе человек полагается исключительно на свой разум, но в действительности это общество индивидуалистов (феномен «одиночества в толпе»), думающих, однако, в массе так, как им предписано «сверху» манипулирующими ими СМИ. Не свободно от влияния извне (через иные механизмы) и учёное сообщество Запада, вопреки тому, что Вадим Межуев говорит в типичном для либералов духе: «В отличие от традиционного, рациональный тип поведения и сознания напрямую зависит от способности человека жить в политической и духовной свободе... Интеллектуал в Новое время любую традицию делал предметом критической рефлексии». О, да, критиковать он может сколько угодно – и власть, и традиции, и взгляды коллег, но… Как утверждает уже упоминавшийся Андрей Фурсов (основываясь на личном опыте преподавания в американских университетах), интеллектуальное сообщество США весьма конформное и политкорректное. Оно очень жёстко управляется изнутри и извне. В известном смысле строже, чем советское. У нас контроль носил внешний и идеологический характер, а на Западе, и особенно в США, он приобрёл интериоризированный характер (когда события из внешнего условия превращаются во внутренний регулятор поведения); он обеспечивается с помощью грантов, получения (или неполучения) штатной должности, одобрения (или осуждения) профессионального сообщества. Там невозможно даже упоминать многие проблемы. «Весьма затруднительно обсуждать тему 11 сентября как возможной провокации спецслужб США – в лучшем случае вас обвинят в дешёвой конспирологии». Говорить можно только то, что разрешено, в противном случае «свободный гражданин» может оказаться «свободным от всего», в том числе и от работы с зарплатой. И, как показывает опыт, находится очень мало желающих в полной мере пользоваться своими правами.

Либералы сетуют на отсутствие в русской культуре ценности правосознания, обязательного признания главенства закона над всеми иными формами управления. Россия-де никак не усвоит, что «формы государственного устройства… могут располагаться в самом широком диапазоне – от конституционной монархии до президентской или парламентской республики, но в любом случае должны базироваться на общих для всех принципах конституционного права. Разделение властей, состязательность партий, выборность и сменяемость власти, легальность оппозиции – без этого любая конституция превращается в простую видимость правового документа». Думаю, среди образованных людей вряд ли найдутся простаки, которые поверили бы в такую идиллию. В «передовых» странах правят 500 семей, а у власти формально сменяются две партии, в равной мере обслуживающие этих подлинных хозяев жизни, хотя и ориентированные на разные кланы сообщества богатых.

Если принцип нераздельности власти – это стержень русской государственности, то из него вытекает и отношение русского народа к праву. В «передовых» странах судебная система представляет собой замкнутую корпорацию, которая блюдёт собственные интересы. Гражданин, считающий, что его незаконно осудили, может до конца дней подавать апелляции в вышестоящие судебные инстанции, а они будут отказывать ему в пересмотре дела, находя всё новые формальные основания. И ходить ему по кругу, без шанса добиться справедливости. За критические высказывания по поводу политики своего государства и махинаций мировой финансовой олигархии оказался в тюрьме даже Линдон Ларуш, выдающийся учёный и политический деятель, пользующийся поддержкой части правящей элиты США. И, возможно, сидел бы он там долгие годы, но спасло мощное движение протеста, как в США, так и за рубежом.

У лидеров оппозиции на Болотной площади единственным требованием было «Россия без Путина!», всё остальное являлось гарниром к основному блюду. Само собой, либералы с дипломами профессоров не могут выступать с оголтелыми лозунгами. Но и они признают лишь такую модернизацию, которая сопряжена со сменой власти. Разница между этими двумя отрядами оппозиции – лишь в форме выражения главного требования. Что у либеральных профессоров на уме, – у Немцова и Навального на языке.

Умонастроение подавляющего большинства России иное. Наш народ проведёт модернизацию страны, воспользовавшись всем ценным из мирового опыта, но не станет пренебрегать собственными традициями, а тем более ломать жизнеустройство в угоду новомодным теориям.

file-rf.ru/analitics/683